Заканчивался век Екатерины. Историк и публицист князь Щербатов в своем знаменитом трактате «О повреждении нравов в России» писал об Императрице: «Имеет ли она веру к Закону Божию? Но - несть! Упоена безразмысленным чтением новых писателей. Закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает... И можно сказать, что в царствование ее и сия нерушимая подпора совести добродетели разрушена стала».
Воззрение Императрицы на Церковь выразилось в ее словах: «Уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные дела». В письмах Вольтеру она называла себя «главой Греческой Церкви в смысле власти, церковная власть должна подчиняться ей безусловно».
Но свое уставное благочестие Екатерина практиковала с убеждением, что таков долг монарха перед верой своего народа. Она ходила из Москвы пешком на богомолье в Свято-Троицкую Сергиеву лавру. Она ездила в Киев и поклонялась печерским угодникам. Она говела и причащалась со всем придворным штатом.
Вместе с тем Екатерина воображала, что ведет героическую борьбу с церковными «реакционерами». За кулисами правительства было решено, что в такой исторический момент «оком Государевым» должен быть не безразличный чиновник, а носитель самоновейшей, антиклерикальной, просветительской идеологии. Такого человека обрели в лице бывшего директора Московского университета Ивана Ивановича Мелиссино. Он и был назначен обер-прокурором Синода 10 июня 1765 года. Его задачей было обуздывать «религиозное мракобесие».
Мелиссино внес в Святейший Синод свои знаменитые «пункты». Это был проект наказа, который Синод должен был дать своему депутату в Комиссии 1767 года для проекта Нового Уложения, определяющего главные направления политики просвещенного абсолютизма. Для ускорения дела Мелиссино представил свой проект, но с оговоркой, что члены Синода обязаны в случае отвержения того или другого пункта представить ему надлежащее объяснение. Пункты сформулированы в форме вопросов, но с мотивами и с ясной подсказкой желательных ответов.
Вот эти сами за себя говорящие пункты:
1) Не следует ли предоставить совершенную свободу вероисповедания иностранцам, приглашаемым в Россию самим же правительством?
2) Не следует ли позволить раскольникам публично совершать свои богослужения и иметь свое духовенство?
3) Не следует ли «в рассуждении Священного Писания» ослабить и сократить посты?
4) Кормчая Книга считается «непросвещенным народом» сборником обязательных правил. Между тем в ней много погрешностей, противоречий, прибавок. Может быть, следует исправить ее?
5) Очистить Церковь от суеверий и «притворных» чудес и суеверий касательно мощей и икон. А для разбора этого дела составить особую комиссию «из разных не ослепленных предрассудками особ».
6) В видах ослабления суеверий отменить обычай ношения образов по домам.
7) Нечто убавить из «продолжительных церковных обрядов», «для избежания в молитве языческого многоглаголания», «отменить множества в поздние времена сочиненных стихир, канонов, тропарей и пр.», «отменить многие излишние праздничные дни; вместо вечерен и всенощных назначить краткие моления с полезными поучениями народу».
8) Прекратить содержание монахам, которые «великого кошта стоют», не принося пользы, и обратить их содержание в пользу искусных священников и проповедников, из таковых же ставить и на архиерейские кафедры. Монашества не было в древней Церкви.
9) Епископам по предписанию апостола «с законными женами сожитие иметь».
10) Разрешить духовенству ношение «более приличного платья».
11) Не благоразумнее ли совершенно отменить обычай поминовения усопших? Подобный обычай только доставляет духовенству лишний повод к различным вымогательствам.
12) Не следует ли ослабить строгие правила о родстве и свойстве как препятствие к заключению браков? Установить законные причины для развода «кроме прелюбодейного случая»; свободу браков с иноверцами; не воспрещать овдовевшим и четвертого брака.
13) Воспрещать причащение младенцев до десятилетнего возраста.
В делах Синода не осталось ни строки о каком-либо официальном рассмотрении этого сенсационного предложения обер-прокурора. Очевидно, члены Синода отложили официальное рассмотрение всего проекта, как они поступили бы в том случае, если бы «стряпчий по делам государственным» внезапно сошел с ума при исполнении своих обязанностей.
Вот такой обер-прокурор был представителем самой верховной власти.
Вскоре (24 октября 1768 года) Мелиссино был уволен.
На его место был назначен бригадир П.П. Чебышев, который резкостью своего вольномыслия даже превосходил Мелиссино. Про него известно, что он не стеснялся открыто, при толпе народа, разговаривая с кем-то, афишировать свой атеизм. «Да никакого Бога нет!» - выкрикивал Чебышев. По воспоминаниям архиерейской среды, он был столь злобен и груб, что когда члены Синода не соглашались с его мнением и особенно когда они уже подписывали свое решение, расходившееся с его мнением, то он, разумеется «про себя», но все-таки чтобы было слышно, провожал каждую подпись члена Синода «гнилым словом». Сам святитель Филарет повторяет это, говоря: «Чебышев при несогласии с ним членов Синода бранился гнилыми словами», - отвратительная черта русского офицерства. Чебышев вообще старался при всяком случае «во исполнение законности» нажимать на Синод. Тогда Синод энергично отбивался от наседавшего на него обер-прокурора.
Страшный удар был нанесен Церкви введением штатов, то есть грошового жалованья из Государственного казначейства, так что большая часть монастырей, не имея, чем содержаться, должна была закрыться. Из девятисот пятидесяти четырех ранее существовавших монастырей росчерком пера было осуждено на уничтожение семьсот пятьдесят четыре, осталось двести. Таким образом было уничтожено 4/5 русских монастырей. Тогда же запрещено было без разрешения Императрицы открывать новые монастыри. Запустели места, освященные подвигами и благодатью веками чтимых святынь. И если немногие из этих обителей потом были восстановлены, то большая их часть запустела навсегда. Мощи великих угодников, создавших обители, которые на просвещение и утешение народа стояли века и были упраздняемы в злосчастный 1764 год, стали покоиться в бедных приходских церквах, иногда бесприходных.
Сама Екатерина считала, что «громадные церковные имения появились благодаря фанатизму и суеверию». Упразднение монастырей должно будто бы дать государству доход в три миллиона рублей в год, но тут же громадная часть отобранных монастырских имений была роздана Екатериною в дар своим фаворитам, что послужило их невиданному обогащению, страшному распространению роскоши; и в конце концов государство не получило ничего.
Было обещано при отобрании имений обеспечить духовные школы и духовенство, но это обещание забылось.
Отбирая имения у монастырей, нарушали даже светские законы, попирали волю тех, из чьих пожертвований сложились церковные имущества. Имений завещались монастырям на помин души, завещались Церкви, и эта последняя воля умирающих не подлежала никакому изменению. Отнимать у Церкви частные пожертвования правительство не могло.
Но мало того, что церковное имущество, завещанное на помин души, было отобрано для целей мира, - теперь и поминовение души не могло продолжаться из-за уничтожения обителей.
Даже святитель Димитрий Ростовский, человек аскетической жизни, не имевший личного интереса к сохранности церковных имений, восстал против присвоения их государством. Самый резкий протест выразил митрополит Ростовский Арсений, проявивший себя горячим и бесстрашным ревнителем церковных прав.
Изумительно, что Пушкин в ранней молодости, двадцати двух лет, проживая в Кишиневе, считал, что отобрание церковных имений нанесло сильный удар просвещению народа в России - тому просвещению, о котором так внешне радела Императрица Екатерина.
Но даже тогда - во время просвещенного абсолютизма (время всеобщею увлечения французским Просвещением, Вольтером и Дидро), во время отхода правящею класса от Церкви, время унижения Церкви - Церковь не находилась в параличе. Хотя внешне она и была связана и стеснена государством, но внутренне она сохраняла в себе жизнь и благодать Святого Духа и сияла святостью не менее, чем в другие периоды.
Митрополитом Санкт-Петербургским и Новгородским в годы жизни блаженной Ксении был Высокопреосвященнейший Гавриил (Петров). Человек сдержанный, молчаливый, он тем не менее смело возвышал свой голос там, где требовало этого достоинство Церкви и верность исконным церковным и праотеческим обычаям.
Сам истинный аскет, митрополит Гавриил любил и монашество, покровительствовал иночеству и оказал ему незабвенные услуги.
Он был в переписке со всеми известными иноками-подвижниками своего времени и чрез них, вызывая их к себе и ставя во главе монастырей, вдохнул новую жизнь во многие обители, клонившиеся к внешнему разрушению и к духовному упадку. Он вызвал великого подвижника Назария из Сарова и чрез него возродил совершенно захиревший Валаамский монастырь. Трудами пустынника Адриана был возобновлен монастырь на острове Коневец. Святитель старался поднимать упраздненные в 1764 году обители: так, он способствовал восстановлению знаменитого древнего московского Симонова монастыря, который предполагалось обратить в кавалерийские казармы!
У себя в епархии он заводил монастырские общежития, возродил помимо Валаамского и Коневского Зеленецкий, Иверский, Тихвинский, Новоезерский, Моденский, Вяжецкий, Дымский, Вишерский, Отенский и Клопский монастыри.
Самым блестящим проповедником того времени был Московский митрополит Платон (Левшин).
Тогда не было никого, подобного ему по свободе слова и орлиному парению мысли.
«Внутренний крест - победить внутри нас воюющие с разумом страсти, то есть гнев, зависть, леность, сребролюбие, славолюбие, похоть, невоздержание и прочее, а вместо того укрепить себя терпением, великодушием, кротостью, воздержанием, трудолюбием, молитвой... Другой крест, внешний, который на нас со стороны возлагают, - не расслабеть от бедности, от зависти других, от клеветы, от гонения, от тягости обязанностей, а во всем том показать себя мужественным», - это из знаменитого поучения митрополита Платона о крестоношении.
Помимо митрополитов Платона и Гавриила высокой духовной жизнью особенно прославились иерархи сибирские, которым, быть может, помогла в духовном самососредоточении самая отдаленность их от Петербурга, где так увлекательна игра честолюбия, столь пагубная для монаха.
Святитель Иннокентий, первый епископ Иркутский, канонизованный в 1804 году (скончался 26 ноября 1731 года), из малороссийского дворянского рода Кульчицких; митрополит Тобольский Филофей (Лещинский), назначенный на кафедру вместо святителя Димитрия Ростовского и проповедовавший народам Сибири Христа, уже оставил по болезни кафедру и принял схиму с именем Феодора; заслуживший прозвание «просветителя Сибири» Иоанн Максимович, митрополит Тобольский (преемник по Черниговской кафедре святителя Феодосия, первым испытавший на себе чудотворную целебную силу святителя); Павел Конюскевич, митрополит Тобольский, выразивший Императрице Екатерине протер против отобрания церковных имений и сведенный за то с кафедры (нетленно почивает в великой Киево-Печерской лавре); архиепископ Тобольский Варлаам (Петров), старший брат митрополита Санкт-Петербургского и Новгородского Гавриила, - вот светлый сонм сибирских иерархов-подвижников.
XVIII век - век трех знаменитых русских святителей.
Святитель Димитрий Ростовский, уроженец Малороссии, учился в Киевской Академии, которая, при всей своей схоластичности, умела воспитывать молодежь, проникнутую духом искреннего и сердечного благочестия. Святитель Димитрий отличался особенной нежностью и теплотой религиозного чувства, что и запечатлелось в его писаниях, гимнах и мистериях. Отличительными чертами его литературных произведений являются красота слога, задушевность и простота. Его жития святых всегда были и будут усладительно-назидательным чтением для всех любителей святой жизни.
Иным складом души и жизни обладал другой уроженец Малороссии, святитель Иоасаф Белгородский (Горленко). Он не оставил после себя литературных произведений. В его благочестии мы видим сочетание строгой ревности о святыне веры и любовной заботливости о нуждающихся и скорбящих. Мы знаем из его жизнеописания, как он, переодетый выходил по ночам из своего архиерейского дома для посещения бедных и оказания им необходимой помощи. В его жизни и облике чувствуется образ великого святителя Христова Николая.
Выдающийся подвижник этой эпохи - святитель Тихон Задонский. Кротость и смирение его не знали пределов. Горячий, от природы и нервный от болезни, он умел до того проникнуться христианскими добродетелями, что до земли кланялся своим келейникам; если видел, что они оскорбились как-нибудь его замечанием, первый начинал умолять: «Простите меня ради Бога, что я ввел вас в искушение».
Раз в одном доме он стал опровергать дворянина, щеголявшего при нем идеями модной философии XVIII века, и при всей кротости своей речи опровергал его так метко, что тот вышел из себя и ударил его по щеке. Смиренный святитель тут же пал ему в ноги и просил у него прощения; это так поразило обидчика, что он расплакался и с тех пор сделался хорошим христианином. В жизни святителя Тихона как бы воскресло древнее цветущее монашество. В задонской келье на покое написана была большая часть учительных трудов народного святителя и множество келейных писем к разным лицам. Именно эти сочинения и стали источником подлинного христианского просвещения для многих.
К его келье стекался народ из дальних мест, чтобы получить благословение и наставление святителя. Как некогда древние пустынники, он был миротворцем между окрестными помещиками, заступником крестьян пред их жестокими господами, ходатаем за безвинно осужденных на суде в Задонске и в Ельце. Все, что давали ему знакомые на его потребу, он раздавал неимущим, так что после смерти у него нашли только образа, книги, несколько никуда не годных вещей из домашнего скарба и четырнадцать рублей, которые он не успел раздать.
Во все часы дня и особенно ночи святитель, по свидетельству его келейника, углублялся в чтение Псалтири и молитвослова и читал молитвы вслух, в волнении и слезах воздыхая: «Господи, помилуй! Родимый, помилуй!..»
Так близко, как Отца родного, ощущало его сердце Бога.
XVIII век - время зарождения русского старчества, время жизни великого старца преподобного Паисия Величковского (1722-1794). Нельзя представить духовное состояние русского монашества и русского общества в XVIII и XIX веках, не учитывая духовного влияния старца Паисия и его учеников. Даже если бы дело преподобного Паисия заключалось в примере личной святости, устроении монашеского общежития, в переводе и исправлении святоотеческих книг, то и в таком случае это было бы немаловажно для Церкви. Но старец Паисий создал школу духовной жизни, целое духовное движение, которое началось во второй половине XVIII века. Старец Феофан, знаменитый старец Клеопа, подвизавшийся в Островской Введенской пустыни, старец Макарий, настоятель прославленной Пешношской пустыни, старцы, подвизавшиеся в лесных скитах Рославльского уезда... В это время начал свое духовное делание преподобный старец Феодор Ушаков, происходивший из родовитой дворянской семьи и тайно оставивший службу в гвардии, чтобы подвижничать. В возобновленной им Санаксарской обители (Нижегородская губерния) собралось много истинных рабов Божиих, привлеченных чрезвычайно строгой, суровой жизнью. Многие из учеников отца Феодора стали впоследствии настоятелями и обновителями монастырей.
* * *
В ряду выдающихся деятелей Церкви стоит блаженная Ксения.
Она проповедовала не только словом, но и примером, жизнью, своим отношением к бедным, убогим, своим терпением скорбей и поношений.
Окружающие особенно остро воспринимали ее слова, потому что слово блаженной Ксении шло от сердца, соответствовало ее жизни.
«Люби ближних своих. Когда я вижу доброго человека, я радуюсь больше всего, и нет мне другой радости», - сказала блаженная Ксения лавочнику, который хотел подарить ей тулуп на помин души Ксении Григорьевны. Тулуп же она посоветовала отдать бедняку.
Желание услышать слово блаженной Ксении было так велико, что по Петербургской стороне за ней всегда ходили толпы народа, и когда блаженная Ксения заходила побеседовать в чей-либо дом, туда набивались десятки людей.
Блаженная Ксения рассказывала, как надо понимать земное счастье, как следовать учению Христа, любить ближних и т.п.
«Не делайте никому в жизни зла. Враги и злоба людская мучают меня, заставляют страдать». Эти слова блаженной Ксении передавались из уст в уста, от поколения к поколению См.: Животов Н. Странники. - СПб., 1891.. В годы жизни блаженной Ксении Петербургская сторона, самое бедное место столицы, славилась особой нравственностью.
Постепенно около блаженной Ксении образовался целый круг ее почитателей и последователей. Особенно близка к блаженной Ксении была Параскева Ивановна Антонова, вдова унтер-офицера, потерявшая мужа в молодости. Та самая Параскева Антонова, которой отдала свой дом блаженная Ксения. Прослужив нянюшкой в одном бедном семействе около тридцати лет, она поставила на ноги, вывела в люди пятерых сирот, родившихся на ее руках; последние годы она провела с блаженной Ксенией и всецело отдала себя на служение Богу и беднякам, населявшим Петербургскую сторону. Антонова была неграмотна, но умудрена житейским опытом, поражала своею находчивостью, рассудительностью и знаниями; она дожила до глубокой старости. Очень любила блаженная Ксения Евдокию Денисьевну Гайдукову и Пелагею Денисьевну Черепанову, родных сестер; первая - жена офицера, а вторая - жена художника (чин надворного советника). Гайдуковы и Черепановы жили на Петербургской стороне, и блаженная Ксения почти ежедневно посещала ту или другую сестру. С их мужьями она не любила встречаться и старалась выбирать для посещений время, когда сестры были одни. Сами сестры вспоминали, что угодница Божия не только своим примером, но и словами, поучениями очень влияла на них, да и не на них одних, а почти на все население Петербургской стороны.
Блаженная Ксения показывала, что путь ко спасению лежит через скорби и покаяние, через великое смирение. Рассказывали, что на Петербургской стороне было почти сто подруг и последовательниц блаженной, подобно ей посвятивших свою жизнь подвигам спасения душ ближних.
* * *
Кроме блаженной Ксении в XVIII веке особенно замечательны еще две подвижницы - затворница Досифея и Агафия Симеоновна Меяъгунова, первоначальница Дивеевского монастыря.
Подвижница московского Ивановского монастыря инокиня Досифея, скончавшаяся 4 февраля 1810 года, погребена в московском Новоспасском монастыре. Под этим именем была пострижена и заточена в монастыре принцесса Августа Тараканова, дочь Императрицы Елизаветы Петровны от ее морганатического брака с графом Алексеем Разумовским. Почему дочь Императрицы получила фамилию Таракановой, точно не установлено; можно, впрочем, полагать, что эта фамилия произошла от искаженной фамилии Дараган, какую носила родная сестра Разумовского: в детстве Августа жила у тетки и была, быть может, прозвана Таракановой.
Инокиня Досифея, в миру принцесса Августа, родилась в конце 1745 или в начале 1746 года (точная дата не установлена). Воспитание принцесса Августа получила за границей, куда она была отправлена или самой Императрицей, или, после ее смерти в 1761 году, отцом, графом Разумовским, и жила там до 1780 года. В 1773 году, в царствование Императрицы Екатерины II, именем принцессы Августы воспользовалась некая самозванка, известная в истории под именем княжны Владимирской, и предъявила свои права на Российский престол как законная дочь Императрицы Елизаветы Петровны. Самозванка была заключена в Петропавловскую крепость, где и скончалась в декабре 1775 года. Но мысль о том, что существует дочь Елизаветы, именем которой снова могут воспользоваться поляки и другие враги России в своих целях, тревожила Екатерину II. По приказанию Императрицы принцесса Августа была приглашена на русский корабль, под предлогом его осмотра, а затем силой была отведена в каюту и под охраной привезена в 1785 году в Россию. Здесь принцесса была представлена Императрице, объявившей ей, что для спокойствия России она должна постричься в монахини и уединиться в монастыре. В том же году Августа была отправлена в Москву, где местом ее заточения был назначен Ивановский монастырь, основанный в 1761 году ее матерью, Императрицей Елизаветой, «для призрения вдов и сирот знатных и заслуженных людей». Здесь Августа была пострижена с именем Досифеи и прожила двадцать пять лет, до самой своей кончины. По повелению Императрицы жизнь царственной узницы была обставлена особой строгостью и окружена глубокой тайной. Для жительства ей были отведены две низенькие комнаты под сводами и одна комната для келейницы в одноэтажном здании близ церкви над святыми вратами, неподалеку от покоев игуменьи. Здесь инокиня Досифея была совершенно изолирована от других обитательниц монастыря: доступ к ней, по приказу Императрицы, имели только игуменья, духовник и келейница; в монастырскую церковь и общую трапезную она не допускалась; изредка для Досифеи совершалось богослужение в церкви Казанской иконы Божией Матери над монастырскими воротами в присутствии игуменьи и одного причетника.
Тяжела была жизнь невольной отшельницы в одиночестве, в мыслях о вечном заключении. Но благотворное влияние любвеобильной игуменьи Елизаветы (1779-1799) и духовника, при врожденной кротости и глубокой религиозной настроенности, дало инокине Досифее силы для несения тяжелого креста, возложенного на нее Провидением. Четверть века монастырского заключения Досифея провела в подвигах благочестия, сделавших известным имя ее за пределами Ивановского монастыря. Посвящая все время своей затворнической жизни молитве, чтению духовных книг, инокиня Досифея много помогала нищим, раздавая им через келейницу деньги, полученные от продажи предметов своего рукоделия, а также суммы, присылаемые иногда на ее имя неизвестными лицами.
Только после смерти Екатерины II для отшельницы стало возможно общение с внешним миром; хотя сама Досифея и не имела права выезжать, но посторонних лиц к ней пускали беспрепятственно. По рассказам современников, у инокини Досифеи часто бывал митрополит Платон, другие высокопоставленные лица и даже лицо Императорской Фамилии, имя которого осталось неизвестным. Но особенно много приходило к строгой подвижнице простого народа, привлекаемого добродетельной жизнью Досифеи, исполненной любви к Богу и ближним. С благоговением подходили к келье затворницы многочисленные посетители, прося у нее молитв, благословения, совета. Всегда благодатны бывали духовные беседы прозорливой, умудренной духовным опытом старицы со своими посетителями. Передают, например, что два брата - Тимофей и Иона из Ярославской губернии - под влиянием духовного общения с добродетельной подвижницей приняли монашество и сделались впоследствии настоятелями монастырей: Тимофей (в иночестве Моисей) - архимандритом Оптиной пустыни, а Иона (в иночестве Исаия) - игуменом Саровской пустыни.
Последние дни своей затворнической жизни инокиня Досифея, по свидетельству современников, провела в совершенном добровольном безмолвии, в высоких подвигах благочестия. Рассказывают, что прозорливая подвижница сама предсказала день своей смерти - 4 февраля 1810 года. Скончалась Досифея шестидесяти четырех лет от роду и, согласно своему желанию, была погребена в Новоспасском монастыре.
Выдающаяся современница блаженной Ксении - преподобная Александра Дивеевская.
Их судьбы похожи - как и блаженная Ксения, Агафия Симеоновна Мельгунова (такое имя носила преподобная Александра в миру) - вдова, похоронила мужа, полковника, в двадцать пять лет...
Ее подвиг начинается в Киеве, куда она приехала со своей трехлетней дочерью. Здесь приняла монашество во Флоровском монастыре под именем Александры, но ее монашеская жизнь в этой обители была недолгой: в видении Божия Матерь возвестила Свою волю обойти святые обители, идти на север России, где будет явлено место, на котором, по словам жития, «Я укажу тебе окончить богоугодную жизнь твою, и прославлю имя Мое там, ибо в месте жительства твоего Я осную такую обитель великую Мою, на которую низведу Я все благословения Божии и Мои, со всех трех жребиев Моих на земле: Иверии, Афона и Киева».
По благословению духовного отца, старцев Киево-Печерской лавры и стариц, подвизавшихся тогда в Киеве, преподобная Александра, скрыв монашеское пострижение, снова приняв имя Агафии Симеоновны Мельгуновой, пустилась в путь, указанный ей Богоматерью...
О странствиях преподобной Александры не известно ничего. Мы не знаем, сколько они продолжались, где проходили. Сама матушка указывает только одну дату и место - в 1760 году в селе Дивеево (преподобная шла из города Мурома в Саровскую пустынь) ей было даровано второе видение Божией Матери. Устав, она присела отдохнуть здесь на груду бревен возле стены деревенского храма, уснула, и в легкой дремоте Пречистая возвестила ей, что это место и есть «предел, который Божественным промыслом положен тебе: живи и угождай здесь Господу Богу до конца дней твоих, и Я всегда буду с тобою и всегда буду посещать место это, и в пределе твоего жительства Я осную здесь такую обитель Мою, равной которой не было, нет и не будет никогда во всем свете: это четвертый жребий Мой во вселенной...»
Старцы Саровской пустыни - в те годы здесь подвизалось множество великих и дивных подвижников, постников, пещерников и затворников, - которым преподобная Александра открыла об этом втором видении, подтвердили его истинность и благословили открыть монастырь.
Но село Дивеево мало подходило для монашеской жизни. Тут находились заводы, добывавших железную руду, было шумно, ругались и дрались рабочие, да и местные жители славились разбоем. Саровские старцы посоветовали преподобной Александре поселиться не в Дивеево, а в соседней Осиновке, в пустующем флигеле (в жизнеописании этот флигель называют «мельгуновским»).
Преподобная Александра прожила в этом флигеле три с половиной года. После смерти ее дочери (девочка умерла в девять или десять лет) Саровские старцы благословили преподобную вернуться в имения в Ярославской, Владимирской и Рязанской губерниях, отпустить крестьян на волю, распродать имущество. Деньги, которые она получила, были отданы в монастыри и храмы для поминовения родителей, дочери и родных, часть пошла сиротам, вдовам и нищим, но больше всего пошло на строительство храмов. Самый большой из них - величественный собор Саровской пустыни, строительство которого было окончено на ее пожертвования.
Не известно, в каком году вернулась преподобная Александра в Саров. Вероятно, это произошло около 1764-1766 годов. Теперь Саровские старцы благословили ей поселиться уже в самом Дивееве, у священника отца Василия Дертева, который жил вдвоем с женой.
В келье, которая была выстроена во дворе священнического дома, преподобная Александра прожила двадцать лет. Мало кто знал, что работница, которая ухаживает за скотиной батюшки, чистит хлев, стирает белье - дворянка из рода Белокопытовых, вдова полковника, богатейшая помещица, отдавшая Церкви все свое земное имущество.
«Одежда Агафии Семеновны, - вспоминала послушница Евдокия Мартынова, - была не только простая и бедная, но и многошвейная (то есть неоднократно чиненная, с заплатками. - Ред.), и притом зимою и летом одна и та же; на голове она носила холодную черную, кругленькую шерстяную шапочку, опушенную заячьим мехом, потому что она часто страдала головною болью, платочки носила бумажные. На полевые работы ходила в лаптях, а под конец своей жизни хаживала уже в холодных сапожках».
Евдокия Мартынова рассказывала, что матушка носила власяницу. Это длинная рубаха, сделанная из волос (почему и называется власяницей) или козьей шерсти. Грубая, колющая и раздражающая кожу одежда (власяницу надевали на голое тело). В знак траура ее носили уже в ветхозаветные времена, а затем она стала одеянием древних христианских аскетов.
Из двенадцати церквей, которые построила или возобновила преподобная Александра, надо особо упомянуть о каменном храме в Дивеево, освященном в честь Казанской иконы. Храм строили на том месте, где преподобной явилась Царица небесная.
Протоиерей Василий Садовский сохранил в своих записках рассказы дивеевских стариков, что во время страшного голода 1775 года преподобная Александра собирала со всего села детей и заставляла их подносить кирпичи строителям. За это каждый получал вечером сухари и пятак, который следовало отдать родителям.
Главный придел этого храма освящен в честь Казанской иконы, левый устроен в память бывшей на этом месте деревянной церкви святителя Николая Чудотворца. Не зная, какому святому посвятить третий, правый придел, преподобная Александра встала на ночную молитву, прося Господа указать Свою волю. Во время молитвы послышался стук в окно келии и послышался голос: «Да будет престол сей первомученика архидиакона Стефана!» Матушка Александра подбежала к окну и увидела на подоконнике образ святого первомученика архидиакона Стефана, написанный на простом, почти не отесанном обрубке бревна...
Для храма матушка сама привезла из Казани список Казанской иконы Божией Матери, а из Киева - частицы мощей Киево-Печерских преподобных, которые ей вложили в серебряный и позолоченный крест. Иконостас был отдан из старого Саровского собора. Особой святыней храма был образ первомученика архидиакона Стефана, явленный преподобной Александре.
Мы уже писали, что в келии, построенной во дворе священнического дома, матушка прожила двадцать лет. По описаниям, здесь было две комнатки, две каморки... Но что это за комнатки... Когда к умирающей подвижнице пришли отец Пахомий и преподобный Серафим Саровский (тогда еще иеродиакон), они едва поместились возле ее лежанки, сложенной из кирпичей. Это первая каморка. А во второй, в которой находилась молельня, могла поместиться только одна матушка. Больше места ни для кого не было. В этой темной, без окон, комнатке, похожей на гроб, пред Распятием с затепленной лампадкой, и молилась двадцать лет преподобная Александра.
Про этот молитвенный труд замечательно написал протоиерей Стефан Ляшевский: «Молитвенное созерцание матушкино перед Распятием положило отпечаток на весь дух жизни дивеевских сестер. Молитва на мысленной Голгофе, сострадание Распятому Христу - самая глубокая из молитв. На этих молитвенных подвигах матушки Александры создавался благословенный Дивеев».
Протоиерей Василий Садовский записал рассказы о матушке Александре преподобного Серафима Саровского, отца Василия Дертева, сестер Дивеевской общины, помещиков из соседних деревень, дивеевских крестьян. «Кроме исполнения самых трудных и черных работ у отца Василия Дертева, мать Александра хаживала в крестьянское поле и там сжинала и связывала в снопы хлеб одиноких крестьян, а в страдную пору, когда в бедных семьях все, даже хозяйки, проводили дни на работе, топила в избах печи, месила хлебы, готовила обед, обмывала детей, стирала их грязное белье и надевала на них чистое к приходу их усталых матерей. Все это она делала потихоньку, дабы никто не знал и не видал. Однако, несмотря на все старания и укрывательства, крестьяне стали мало-помалу признавать благодетельницу. Дети указывали на мать Александру, а она с удивлением смотрела на благодаривших ее и отказывалась от своих поступков и действий. Бедным невестам Агафия Симеоновна вышивала головные уборы - сороки и красивые полотенца.
В течение 12 лет в праздники и воскресные дни Агафия Симеоновна никогда не уходила из церкви прямо домой, но по окончании литургии всегда останавливалась на церковной площади и поучала крестьян, говоря им о христианских обязанностях и о достойном почитании праздничных и воскресных дней. Эти духовные беседы Агафии Симеоновны с народом вспоминались с благодарностью прихожанами села Дивеева даже много лет спустя после ее смерти. К ней стекались со всех сторон не только одни простые люди, но и высокопоставленные лица, купечество и даже духовенство, чтобы послушать ее наставления: получить благословение, совет и удостоиться ее привета. В семейных делах, спорах и ссорах к ней обращались как к праведному судии и, конечно, беспрекословно подчинялись ее решениям. Если матушка удостаивала согласиться быть распорядительницею какого-либо особо важного церковного торжества, то это считалось величайшею честью. Так, когда в большом близлежащем селе Нуча было освящение храма, то все нарочно приезжали просить мать Александру быть распорядительницею этого праздника, на что она и согласилась. Всем было на диво, как она прекрасно распорядилась и устроила все. Народу было такое множество, что, казалось, невозможно разместить всех, а матушка соединила дворян вместе, духовенство в другом отделении вместе, купцов посадила с купцами и крестьян отдельно. Всем было удобно, хорошо и всего хватило. Матушка распоряжалась также церковною церемониею, и присутствовавшие смотрели на нее с особым уважением и благоговением.
Милостыня матери Александры была всегда тайная; она служила всем, чем только умела и насколько могла. Многообразные подвиги ее настолько умягчили сердце ее и так угодили Господу Богу, что она удостоилась высокого дара благодатных слез (об этом часто вспоминал отец Серафим)».
Незадолго до кончины преподобной Александре был подарен дивеевской помещицей Ждановой, знавшей об обетовании Пресвятой Богородицы, большой участок земли рядом с церковью.
По совету Саровских старцев и с разрешения епархиального начальства преподобная Александра выстроила на этой земле три келии. В одной она поселилась сама, во второй - первые послушницы будущего монастыря. Третья келия предназначалась для путников, которые шли через Дивеево в Саров.
Община стала плотью от плоти Саровской пустыни, здесь был принят Саровский устав, преподобная Александра с сестрами шили для саровской братии свитки, вязали чулки, а отец Пахомий, первый духовник, выдавал все необходимое. Сестры получали из монастыря даже пищу - ее привозили раз в сутки с Саровской трапезы.
С особым уважением преподобная Александра обращалась к тоща еще юному монаху, а затем иеродиакону Серафиму, как бы провидя, что преподобный Серафим Саровский станет исполнителем начатого ею Божиего дела.
Кончина преподобной Александры последовала в полночь 13 июня 1738 года. Таинство соборования совершил отец Пахомий, и, прощаясь, преподобная Александра передала последнюю жертву из своего когда-то огромного капитала: «мешочек с золотом, мешочек с серебром и два мешка меди, суммою в сорок тысяч, прося выдавать ее сестрам все потребное в жизни, так как они сами не сумеют распорядиться...»
Именно на эти деньги и был окончен величественный собор в Сарове и воздвигнуты другие храмы и строения.
* * *
Церковь существует и духовно питает верующих независимо от своего внешнего положения. Всегда и при всех условиях Церковь продолжает сохранять свою благодатную природу, единство со своим прошлым, с временами первых христиан, со своим Главой - Господом Иисусом Христом.
Из столь бурного XVIII века Россия вынесла нерастраченным главное свое народное сокровище - Православие.
Русская Православная Церковь
Николаевский Собор
Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян
