1832 год был последним годом жизни о. Серафима на земле. Старцу стало тяжело принимать множество посетителей, трудно ходить в свою лесную пустынь, хотя иногда он еще копал там грядки. Несмотря на слабость, до последних дней святой подвижник не оставлял своих суровых привычек; так, например, до службы в церкви он просто садился на пол. Некоторым посетите он неоднократно говорил: «я силами ослабеваю» или «мы с тобою больше не увидимся», но никто не хотел понять намеков на его уже близкий конец... К этому времени как-то умножились неприятности и огорчения из-за сомнений ближних или даже ложных показаний на старца со стороны некоторых внешних лиц. «Все сии обстоятельства, - сказал о. Серафим, - означают то, что я скоро не буду жить здесь, что близок конец моей жизни».
Дары исцеления и прозорливости не покидали старца, особенно жива и вдохновенна была его беседа, да и сам он, испытывая особый прилив благодатных сил, говорил: «Духом я как бы сейчас родился, а телом ко всему мертв». Посетители свидетельствуют, что лицо старца не раз преображалось, когда он им говорил о блаженстве жизни вечной: «Какая радость, какой восторг, - восклицал он, - объемлют душу праведника, когда, по разлучении с телом, ее встречают Ангелы и представляют пред Лице Божие!» В последних беседах своих особенно настаивал старец, на хранении мира, того мира духовного, к которому относится нетленное, бессмертное речение преподобного: Радость моя! стяжи себе мирный дух, и тысячи вокруг тебя спасутся!
Летопись упоминает, что в этом же 1832 году старца посетил пустынник Тимон, бывший его послушником; пришел он пешком, издалека, после двадцатилетней разлуки, навестить своего любимого духовного отца. О. Серафим не сразу его принял, но испытал его терпение, пропуская всех посетителей перед ним, вне очереди, так что Тимон ждал желанной встречи весь день. Зато всю ночь о. Серафим посвятил ему одному, услаждая его сердечной беседой и всяческими советами для успешного устройства нового монастыря.
Тут следует упомянуть, хотя и очень кратко, что прп. Серафим содействовал основанию нескольких монастырей, из которых можно назвать Ардатовский Покровский, Спасо-Зеленогорский и Знаменскую Курихинскую общину.
Забота о будущем Дивеевской Мельничной общины не покидала основателя ее: все сестры обители ведь были рождены к духовной жизни самим старцем, и сила благодати, определяющая их судьбу, присуща была исключительно его прозорливому руководству; хотя в среде его сотрудников и были люди святой жизни, как о. Василий Садовский или Михаил Мантуров, но не могли они ответить на все нужды духовные и житейские, как то мог постоянно делать сам о. Серафим, потому и сказал он сестрам: «После меня никто вам не заменит меня, - да прибавил, - Человека-то, матушки, днем с огнем не найдешь! Оставляю вас Господу и Его Пречистой Матери».
Кончина святого старца приближалась. Перед новым 1833 годом, как то заметил сосед его о. Павел, старец три раза ходил к правой стороне Успенского Саровского храма, где в 1825 году, выйдя из затвора, он положил большой камень. Стоя у места своей могилы, он долго в раздумье смотрел на землю, покрытую снегом.
Никто из насельников Саровской пустыни не подозревал, что настал последний день земной жизни дивного старца: то было воскресенье, 1 января 1833 года. По своему обыкновению о. Серафим пришел на раннюю литургию в больничную церковь, поставил свечи и приложился к иконам, чего раньше не делал. Благословляя и обнимая братию, он говорил: «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте! Нынешний день нам венцы готовятся». Но никто не понял пророческих слов; старец был бодр, спокоен, радостен, хотя телесно очень слаб.
В этот последний день о. Серафим принял еще некоторых лиц, дал хозяйственные распоряжения; так, он вручил одной дивеевской сестре 200 рублей на покупку насущного хлеба, ибо запасов у сестер больше не было.
В тот же день вечером о. Павел слышал, как старец пел пасхальные песнопения:
Воскресение Христово видевше...
Светися, светися, новый Иерусалиме...
О, Пасха велия и священнейшая, Христе...
Наступила ночь. Все было тихо. Выйдя из своей кельи рано утром, о. Павел заметил, что близ кельи о. Серафима пахнет дымом. Он постучал в дверь, но ответа не было; тогда о. Павел обратился к идущим на раннюю литургию монахам. Молодой послушник Аникита, сообразив, что дверь закрыта изнутри, сразу сильным толчком открыл ее. Дым так и заклубился в морозной ночи. Вошли. Около двери на скамье тлели холщовые вещи да книги, в келье было совсем темно. Стали бросать снег и быстро потушили начинавшийся пожар. Столпившиеся братья, услыша, что о. Павел в темноте нащупал тело старца, принесли свечи, и взору их предстал усопший на коленях молитвенник с руками, скрещенными на груди, поверх медного распятия, с лицом, как бы еще погруженным в озаряющую его молитву.
Весть о кончине о. Серафима быстро разнеслась повсюду. Вспомнили тогда, что старец говорил о пожаре, который возвестит о его смерти. Тело старца, облаченное по чину, было положено в тот самый выдолбленный в колоде гроб, который издавна стоял в его сенях, и поставлено в саровском соборе, где оно оставалось открытым в течение восьми дней. Толпы народа стекались со всех сторон. Прикладывались с любовью к останкам незаменимого благодетеля. В день погребения за литургией так много было народа, что свечи около гроба тухли. Погребение святого совершил игумен Нифонт; надгробного слова не было, да и кто мог достойнее почтить память о. Серафима, чем толпы благодарных посетителей?
Умер св. Серафим в одиночестве, в своей келье – как жил – пустынножителем. Собеседник Божией Матери незаметно для окружающих удалился в селения вечные. Давнишнему другу его, епископу Воронежскому Антонию, первому дано было знать о кончине святого, о чем он в тот же день поведал Н. Мотовилову, находившемуся в ту пору в том же Воронеже. Откровение о кончине старца также в тот же день было дано иеромонаху Глинской обители близ Курска; он увидел чудесный свет на небе и сказал: «Это душа Серафима возносится!» А ближние насельники саровские еще ничего не знали...
Дивеевским сестрам о. Серафим незадолго перед смертью оставил утешительное обещание, говоря: Когда меня не станет, вы ко мне на гробик-то ходите! Как вам время, вы и идите; чем чаще, тем лучше! Все, что есть на душе, что бы ни случилось с вами, о чем бы ни скорбели, придите ко мне, да все, все с собой-то принесите на мой гробик! Припав к земле, как живому, все и расскажите, и услышу я вас, вся скорбь ваша отлетит и пройдет! Как вы с живым всегда говорили, так и тут! Для вас я живой есть, буду и во веки!
Когда мы вникаем в историю Саровской пустыни конца XVIII – начала XIX столетий, а также в историю связанной с ней Дивеевской обители, то взор наш поражен удивительной связью серафимовского периода ее расцвета с прошлым православного монашества в русском его преломлении и, еще более наглядно, с будущим не только самой Сарово-Дивеевской пустыни, но и с судьбой всей России.
Какова эта связь с прошлым и будущим? Прежде всего духовная, а кто говорит о духовном, тот указывает на связь органическую, скрепленную Духом Божиим, поэтому среди ряда подвижников, предшествовавших ему, св. Серафим встает не как отдельная яркая звезда среди более тусклого созвездия, а как могучий ствол, питающийся от древних корней и дающий бесчисленные разветвления.
Духовная связь с прошлым и будущим у прп. Серафима исполнена жизненной силы, ознаменована печатью великого дела, совершенного им. В частности, создание старцем Дивеевского женского монастыря было его включением в дело, начатое предшественниками, а в завершении, то есть в наличии через полвека после его смерти единственной в своем роде русской женской лавры, лавры, насчитывающей до тысячи инокинь, явилось пророческим вступлением святого в судьбу России на пороге страшного разгрома всех церковных ее устоев...
Когда мы глубже вникаем в житие великого русского старца, то облик его предстает пред нами настолько исполненным истинного Православия, настолько явно украшенным дарами Духа Святого, что сам жизненный его путь и мы узреваем как икону жизни нашей Церкви, Церкви, идущей долгим крестным путем, под терновым венцом, но идущей под водительством Пресвятой Троицы, не оставляющей рода Своего – детей Божиих, того рода, о котором печется и Пречистая Богоматерь, утешающая нас в лице избранного Своего Старца.
Русская Православная Церковь
Николаевский Собор
Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян
