В 1969 году брат Виталий (в монашестве Венедикт * В середине 1960-х годов он тайно принял схиму с именем Виталий.) прибыл в Тбилиси. Он пришел как был, в старых обносках, прямо в русский православный храм Святого благоверного князя Александра Невского, при котором жил тогда владыка Зиновий * Зиновий (Мажуга), митрополит, в схиме Серафим. Родился в 1896 г., с 1914 г. насельник Глинской пустыни, после закрытия пустыни в 1922 г. поступил в Драндский Успенский монастырь Сухумской епархии, в 1926 г. рукоположен во иеромонаха. Служил в Сухуми, Ростове-на-Дону, в 1930 г. арестован, отбывал заключение в Беломоро-Балтийских лагерях. В 1942-56 гг. служил в храмах Грузии и Армении. С 1952 г. член Святого Синода Грузинской Православной Церкви. В 1956 г. хиротонисан во епископа Степанованского, с 1960 г. епископ Тетрицкаройский, c 1972 г. митрополит. Блаженная кончина старца наступила 8 марта 1985 г. Погребен в храме Святого Александра Невского в Тбилиси..
Появление незнакомого монаха вызвало интерес у прихожан. Прислуживавшая в храме тетя Маня позвала певшую в церковном хоре сестру Марию (Дьяченко): «Иди посмотри, там какой-то необыкновенный монах стоит». Сердце подсказало Марии, что это брат Виталий, хотя она не видела его около десяти лет. Так, спустя годы, сошлись их пути.
Схиигумения Серафима:
«Когда отец Виталий прибыл в Тбилиси, на нем не было чистого места, одет он был в тряпье, – иначе эту одежду не назовешь. Владыка Зиновий благословил сжечь все, что было на нем, и одеть в чистое. Сапоги, которые он носил, были ему очень малы. Мы увидели его страданье и с благословения Владыки дали ему другую обувь. Отец Виталий поклонился в ноги Владыке и сказал: «Владыка, а те сапоги были звонки, они побуждали на молитву»».
Когда с него снимали залатанный подрясник, то обнаружили вросшие в тело вериги. Снять их с себя он долго не соглашался, и сделал это лишь под страхом отлучения от Святого Причастия. Позднее отец Виталий в взамен железных вериг понес тяжкий крест пастырского служения, с любовью и состраданием помогая людям переносить жизненные скорби и испытания.
Его рукоположение во иеродиакона, а через несколько дней во иеромонаха, совершил Высокопреосвященнейший владыка Зиновий. Это произошло 2 января 1976 года, в день памяти священномученика Игнатия Богоносца и святого праведного Иоанна Кронштадтского. За день до этого скончался схиархимандрит Серафим (Романцов), и в народе говорили: «Один старец умер, а другой воскрес».
Святая земля Иверии приняла и сохранила для мира не одного старца из России. Первым из глинских старцев прибыл сюда владыка Зиновий. После вторичного закрытия Глинской пустыни в 1961 году в Сухуми переехал схиархимандрит Серафим, а в Тбилиси – схиархимандрит Андроник, и с ними целый ряд глинских монахов (архимандрит Пимен, архимандрит Филарет, игумен Амвросий, иеромонах Николай и другие). Если вспомнить, что древняя Иверия – это один из уделов Божией Матери на земле, а Русь издавна считалась Домом Пресвятой Богородицы, то станет ясно, что наши православные страны, как духовные сестры, находятся под единым Пречистым Ея Покровом, а потому и родство наше – выше кровного.
Владыка Зиновий сердечно любил Иверию, глубоко почитал Святых Грузинской Церкви и пользовался огромным уважением среди ее чад. Среди тех, кого он постригал в монашество, был и нынешний Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II, которому Владыка тогда уже и предсказал патриаршее служение.
С 1950 года и до своей кончины владыка Зиновий оставался настоятелем Александро-Невского храма в Тбилиси и жил в маленьком домике во дворе этого храм который он не захотел оставить и тогда, когда стал митрополитом. Это был настоящий островок России. Владыка объединял вокруг себя всех. Каждый год, 12 ноября, в день памяти священномученика Зиновия к Владыке на именины приезжало столько братии, духовных чад и гостей, что Святейший Патриарх говорил: «Владыка, у Вас филиал Глинской пустыни». Не только братия, но и простые миряне всегда находили у него приют, утешение и духовное окормление.
В такую атмосферу духовной любви, под непосредственное попечение старца-святителя, попал по прибытии в Тбилиси брат Виталий. Но это не означало, что ему стало легко жить. Отсутствие документов и невозможность из-за этого получить хотя бы временную прописку крайне осложняло его положение и на новом месте. Пять лет он прожил тайно в грузинских семьях, «в закрытии» от людей и властей, появляясь иногда только в храме Александра Невского на Богослужении. Сестра Мария (в схиме Серафима), ставшая его келейницей, как могла, охраняла его от опасностей.
Они поселились в коммунальной квартире на Московском проспекте, и туда стала наведываться милиция, разыскивая «монаха без прописки». Уходя в храм, где несла клиросное послушание, Мария запирала его в комнате. Вернувшись, она однажды застала его на кухне за мытьем ботинок. Как оказалось, он каким-то непонятным образом вышел на улицу через запертые двери, чтобы подать милостыню нищим, и теперь пытался скрыть следы своего самовольного отлучения.
Семья Гогинишвили, с которыми они жили в квартире, очень полюбила батюшку и мать Марию, и помогала им, чем могла. Как-то, узнав о готовящемся обыске, за несколько минут до прихода милиции Лейла Гогинишвили стала выносить из их комнаты свечи и иконы и прятать их. Даже ее двухлетний сынишка стал ей помогать. «Господь дал мне тогда такую силу, – вспоминала Лейла, – что за какую-то минуту все убрала. Милиция пришла – ничего нет».
Интерес милиции к личности отца Виталия не ослабевал долгие годы. В этом отношении замечательно одно письмо отца Виталия своему духовному сыну, архимандриту И.:
«Мы были на празднике Святого Крестителя у Святейшаго, и в тот же день приходил Ангел Божий * Милиционер.
Подано * Сделан донос., но обыска не было и беседа шла благословенная. О сем во все стороны написаны о нас вины. Хотят нас выслать за 30 км от Тбилиси. Сейчас на месте. А с Москвы то и дело подъезжают – ищут. Святейший благословил быть осторожным».
Это было труднейшее испытание для его духовных чад, которые долгое время не имели возможности общаться с отцом Виталием. Сам он по смирению говорил: «Вас ко мне не допускают по моим грехам». Увидеть Батюшку можно было лишь изредка, когда ему доводилось служить в Александро-Невском храме (он не был в штате клириков этого храма).
Схимонахиня Елизавета (Орлова):
«Подходишь целовать крест – и тут же быстро задаешь отцу Виталию какой-нибудь важный для тебя вопрос, а он так же быстро отвечает. Достаточно было услышать от него несколько слов – хватало надолго. Мы бывали рады даже тому, когда удавалось хоть увидеть его.
Батюшка нам всегда говорил: «Если вам что-то нужно, подходите и просите Божию Матерь Смоленскую * Чудотворная икона в храме Святого Александра Невского.. Она поможет встретиться со мной или получить от меня весточку». И мы не оставались неутешенными.
Однажды моя сестра приехала в Тбилиси, чтобы посоветоваться с Батюшкой. А как к нему подойдешь? Стоит она на молебне и думает, как задать ему свои вопросы, один из которых и не знала, как сформулировать. Отец Виталий заканчивает молебен – подходит она к кресту, а он сам отвечает ей на первый и второй вопрос. Потом быстро говорит: «Повтори третий вопрос».
Одна раба Божия, духовная дочь отца Виталия, оказала в очень трудной жизненной ситуации. Встала она перед чудотворным Смоленским образом Божией Матери и стала просить, чтобы Богородица указала ей путь. Вдруг кто-то дотрагивается до ее плеча, она обернулась – а перед ней стоит отец Виталий и говорит строго: «Того, что задумала – не делай. Тебе благословение – жить в Тбилиси». И быстро ушел. Она обратила внимание, что Батюшка был как-то странно одет: в пижаме, халате и домашних тапочках. Все знали, что в это время отец Виталий находился взаперти в квартире на Московском проспекте и просто физически никуда не мог выйти.
Зная положение отца Виталия в Тбилиси, отец Серафим в свое время сказал ему: «Выбирай – или тюрьма, или паспорт». Сам отец Виталий не боялся, что с ним будет: посадят в тюрьму или убьют – он полностью предавался воле Божией. Но по любви к людям, ищущим духовного руководства ко спасению, он сделал свой выбор, и ему взялись добывать документы. А когда, наконец, с большим трудом удалось устроить отцу Виталию паспорт, люди могли уже свободно его посещать.
Он поселился вместе с матушкой Марией на окраине Тбилиси в поселке Дидубе. Маленький домик, в котором когда-то жили две схимницы, был поделен на две равные половины – мужскую и женскую. Здесь-то и останавливались те, кто приезжал к Батюшке из разных уголков России. Получить духовное наставление, утешение, облегчить свою совесть в таинстве покаяния, поведать свои скорби и просто за советом к старцу ехали и священники, и монахи, и миряне. В день, бывало, приезжало человек тридцать. В летнее время кухня и крохотный дворик, обихоженный руками духовных чад, превращались в спальню. И всех надо было встретить, накормить, утешить, отправить домой, и непременно с подарками – от отца Виталия с пустыми руками не уезжал никто. Все эти нелегкие заботы несла на себе матушка Мария.
Жизнь в Тбилиси одновременно и радовала, и тяготила отца Виталия: он мог, наконец, общаться с любимыми духовными чадами, но своими «роскошными» условиями быта, с уютом устроенного заботливыми женскими руками, она резко отличалась от лишений пустыннической жизни, которые он считал для себя спасительными. Это тревожит его и он обличает себя в письмах.
«Возлюбленные радосте наши, мамы золотые…, – пишет отец Виталий, – у нас ссоры с сестрой Марией. Я за то, чтобы все раздать, а ей нужны и столы, и ковры, и стулья, и матрацы. Да это для сатаны только, но не слушает. А вы не подражайте нам, а старайтесь все раздавать, готовя себе дорогу в рай».
Как-то рассказали ему об одном архимандрите из монастыря Цхакайя, у которого в келии была одна железная койка с грубым солдатским одеялом. «Вот как должны жить монахи!» – воскликнул отец Виталий и, уже обращаясь к матушке Марии, приказал: «Мать, все выбрасывай, ничего не нужно!»
Как только раздали все матрацы, вскоре приехали гости – священники. Тогда владыка Зиновий призвал матушку Марию и дал ей денег на новые...
Сам отец Виталий носил один старенький подрясник, принадлежавший еще отцу Андронику, а новых вещей избегал – они ложились грузом на его совесть. «Венедикт имеет ковер стоимостью в 3 миллиона, – жаловался он на себя, явно преувеличивая ценность вещи, – заховал пальто, шапку, ботинки-щиблеты. Сам не носит и нуждающимся не дает. Что Венедикта ожидает?» И упорно продолжал свою линию, несмотря на протесты близких: «Вы радуетесь, когда вам дают, а я скорблю, когда дают мне, а другого обходят».
Как-то раз привезли ему чада хорошие ботинки и меховую шапку, и умоляли, чтобы Батюшка оставил их себе. Отец Виталий целует им руки за милость, благодарит, а наутро из подарков уже ничего не осталось. И так у него все «уходило», что никто и не видел. В таких случаях он говорил, что отправил вещь «на послушание».
Он приводил своим чадам в пример подвиг святого Мартина Милостивого, который, раздав все свое имение нуждающимся, последней своей одеждой поделился с нищим, разрезав ее ножом на две половины. «Последнее раздавайте и будете наследниками вечной жизни», – призывал отец Виталий.
Если Батюшке приносили что-либо вкусное, то он быстро все раздавал детям. В церковь всегда шел с полными карманами гостинцев, которые набирал даже запазуху; там его уже ждали нищие. А если не мог выйти из дома, то привязывал шнур к корзине с гостинцами и спускал ее через окно.
Про себя же отец Виталий говорил: «Я как хряк разъелся». И начинал себя ограничивать во всем, по опыту зная, что воздержание смиряет и привлекает Божию милость.
Отец Виталий старался как можно чаще причащаться Святых Животворящих Таин, в которых черпал духовные и жизненные силы. Когда же он не имел возможности бывать в храме, то по благословению митрополита Зиновия совершал Литургию у себя в комнате, где были свой домашний Престол и жертвенник. Обычно он начинал служить в 4 часа утра и заканчивал в семь. До этого совершал продолжительную проскомидию, почти всю ночь вынимая частицы за живых и усопших. Матушка Мария в это время читала помянники. И никто не подозревал, что за самой обыкновенной калиткой на незаметной улочке, тянувшейся вдоль горного склона, кроется самый настоящий монастырь.
В 1970-е годы в России и Грузии число действующих монастырей исчислялось единицами, а здесь совершались тайные постриги и восполнялось число монашествующих – необходимых миру молитвенников. И название у обители было необычное, двойное – «Святорусско-Иверская женская обитель во имя Боголюбско-Взыскание погибших Матери Божией». Так назвали ее владыка Зиновий и отец Виталий, а основательницей они считали саму Божию Матерь.
Постриженицы жили в Тбилиси, Таганроге, Новосибирске, Донецке, Сухуми, Перми, Одессе, Воронеже, на Дальнем Востоке, Донбассе, Сибири... Жили в основном в миру, каждая выполняя свое послушание и служа ближним на своем месте. Но их духовной родиной остается этот уголок на окраине Тбилиси. Святейший Патриарх Илия назвал его монашеским уделом, который необходимо сохранить для будущего * Схиигумения Серафима говорит: «Умирая, старцы не оставили нашу маленькую обитель, но вручили всех под покров молитв Святейшего Патриарха Илии II. Наша святая обитель жива, и все мы не забыты, в каком бы ни были краю земли, и хранит Господь удел, где получали Радость и утешение»..
Отец Виталий любил монашество. Он сам посвятил всю свою жизнь Богу и многих своих чад привел к ангельскому образу, безошибочно ведая от Бога призвание человека к иночеству даже тогда, когда сам человек еще и не помышлял об этом.
Он как-то сказал о монашеском постриге так: «Сам не проси, но когда предлагают – не отказывайся». И те, кто по слабости или по ложному смирению считали себя недостойными и отказывались, потом горько раскаивались всю жизнь. Но не спешил отец Виталий и давать свое благословение на уход в монастырь, поскольку там, как он говорил, такие большие скорби, что не все могут их понести. Так одной инокине он сказал: «Твой монастырь у тебя дома» – у нее были больны мать и сестра.
Все постриги на Дидубе совершались по благословению владыки Зиновия. Он же нарекал и имена постриженным. Сам Владыка от рук отца Виталия тайно принял схиму с именем Серафим – в честь светильника Русской земли Серафима Саровского. Произошло это в день памяти Преподобного года за два до смерти владыки Зиновия, когда старец тяжело болел и готовился отойти в вечность.
Многие отмечали особенное благоговейное отношение, которое испытывал отец Виталий к этому Богомудрому старцу. Встречая его, Батюшка падал Владыке в ножки, испрашивая благословения. Когда духовные чада отца Виталия приезжали к нему за советом в Тбилиси, он всегда сначала посылал к Владыке: «Как Владыка благословит». И не было случая, чтобы у обоих старцев в чем-то случались расхождения.
Отец Виталий сострадал болезням своего Владыки так, как умел только он один. У владыки Зиновия были трофические язвы на ногах, которые образовались еще во время Первой мировой войны, а ухудшение наступило после обморожения в 1930-х годах, когда Владыку сослали на строительство Беломоро-Балтийского канала. Язвы эти причиняли ему мучительные нестерпимые боли. Чтобы как-то снять зуд в ногах, приходилось иногда поливать их кипятком. В такие моменты сугубых физических страданий Владыка получал от отца Виталия не только духовную поддержку, но и облегчение своей болезни. Он просил, чтобы отец Виталий навещал его каждый день. Приходя к Владыке, отец Виталий садился на коврик у его кровати и они беседовали. «А сам, – вспоминал отец Виталий, – как пройду несколько кругов Иисусовой молитвы – и ему становится легче».
Однажды, когда владыке Зиновию было особенно плохо, отец Виталий со слезами молился, чтобы Господь послал эту болезнь ему. И у отца Виталия открылась на ноге язва, а Владыка спокойно уснул, почувствовав себя здоровым.
Схиигумения Серафима:
«Когда владыка Зиновий был при смерти и дышал только с помощью кислородной подушки, он велел привезти к себе ночью отца Виталия. Тот взял икону Воскресения Христова и поднес ее Владыке. Тот, имея великую веру, что отец Виталий привез Самого Господа воскресить его, быстро поправился и на второй день уже вынимал частицы на Литургии.
Владыка дорожил отцом Виталием. Вокруг шли бури, а он ограждал отца Виталия своей молитвой. Он не раз говорил нам с братом Отари: «Молю Царицу Небесную, чтобы она продлила жизнь отца Виталия, он будет хоронить меня». Так и сбылось.
Незадолго до смерти Владыки к нему приехали священнослужители из России. Они беседовали с ним, а отец Виталий сидел на полу у его ног. Владыка показал рукой на отца Виталия и произнес: «Отец Виталий заменит нас – отца Серафима, отца Андроника и меня». Все поклонились до земли. Умирая, Владыка повторил отцу Виталию: «Оставляю тебе чад своих. Будь им помощник в скорбях, утешай всех. А мы, если сподобимся иметь у Бога дерзновение, будем помогать»».
Самого отца Виталия и матушку Серафиму владыка Зиновий передал Святейшему Патриарху Грузии: «Ваш старец – Святейший Илия, он мой сын, он хороший». И благословил их никуда не уезжать из Святой Иверии.
Грузия уже вошла в большое и любвеобильное сердце отца Виталия. Унаследовав эту любовь от владыки Зиновия, он воспринимал историю этой древней православной земли, боль и страдания ее народа как свои, он полюбил грузинское Богослужение с его древними церковными распевами, глубоко почитал Святых Грузинской Церкви. Став свидетелем военных действий в Тбилиси, сопровождавших политический переворот и начавшуюся войну с Абхазией, отец Виталий жил скорбями Грузии и по-монашески, то есть молитвенно участвовал в трагических событиях, которые выпали на долю ее народа на рубеже 1990-х годов. Отец Виталий отдавал все свои духовные силы на молитву о спасении Иверской страны. По свидетельству живших с ним в это время монахинь, он каждый час иконой благословлял все стороны, ограждая Тбилиси от всяких бедствий.
Многие в Тбилиси знают о таком случае. В дни вооруженного конфликта вблизи железнодорожной станции Дидубе стоял состав вагонов со снарядами, который стал мишенью для боевых ракет. Огненные взрывы застилали небо, казалось, весь поселок будет уничтожен в огне. Люди стали выбегать из своих домов в страхе и панике. Когда начались взрывы, отец Виталий взял Феодоровскую икону Божией Матери и в сопровождении двух матушек и священника, которые оказались в то время в его доме, пошел в конец улицы на высокое открытое место, откуда была видна вся страшная картина обстрела. Стоящим рядом с ним он велел читать Иисусову молитву и кроме молитвы не произносить ни одного слова. Высоко подняв икону Божией Матери, он едва успевал крестить ею смертоносные снаряды, которые взрывались в воздухе в стороне от поселка, не причиняя вреда людям.
Монахиня Инна:
«Одна ракета летела прямо на нас. Я даже слышала, как она свистит. Но и она, не долетев, повернула назад».
Схиигумения Серафима:
«Два с половиной часа продолжалось это моление. Люди, увидев такое чудо, подходили к отцу Виталию и спасались от огня рядом с ним. Ни один человек не пострадал. Когда все стихло, мы вернулись к себе. Во дворе не было ни одной гильзы, а в доме, как всегда горели лампады, было спокойно и мирно».
Когда началась война в Сухуми, отец Виталий сделал из воска большую свечу и возжег ее. Свеча горела с шумным треском, сильно коптила и воск стал кусками отпадать от нее. Сестры испугались пожара, но отец Виталий не разрешил ее гасить и сказал: «Как ведут себя в Сухуми – фырчат друг на друга, так свеча и показывает».
В это скорбное время он советовал живущим в Сухуми нести свои горести на могилку схиархимандрита Серафима (Романцова) и все рассказывать старцу, как живому, а если нет возможности пойти к нему, то мысленно просить: «Господи, молитвами моих родителей и всех, молящихся о мне, помоги и благослови».
Находящимся в смертельной опасности он благословил читать ежедневно 26, 50 и 90-й псалмы, а также 100 Иисусовых молитв. Кто это исполнял, был сохранен сам со всем своим домом.
Одной своей духовной дочери отец Виталий явился во сне в мантии, с четками, и обошел ее сухумский дом. При этом он сказал: «Я здесь охраняю, не бойтесь...» И, действительно, дом этот не пострадал ни от обстрела, ни от грабежа.
Когда началось братское кровопролитие, он молился по ночам, стоя на камне, прося Господа сохранить святую Иверию и паству Христову, а Святейшему просил дать духа премудрости, чтобы сдержать братоубийство. Сам же он взял на себя в то время подвиг молчания и воздержания в пище, вкушая только хлеб и воду, а иногда отказываясь от нее совсем.
Его сердце могло откликаться на чужую боль таким пронзительным порывом любви, который кажется невозможным для человека. «Я говорю себе, – читаем мы в его письме, – так я виноват, что через меня святые люди кровь льют, везде идет страдание, да лучше бы меня зарезали или убили, или потопили, или повесили, нежели столько людей Божиих страдает».
За несколько лет до этих событий отец Виталий говорил о предстоящих бедствиях: «Будет на земле страшная кровь, братоубийство, голод. Не выбрасывайте пищу, будете рады и отбросам... Люди будут искать жизни в других странах... Познайте каждый себя и поймете, что в том, что совершается в мире, есть и наша вина, это наши грехи».
Когда к нему обращались за благословением на отъезд из Грузии, он отвечал: «Нет на то воли Божией. Надо быть на своих местах, и Господь Сам управит. Ищите Господа – и Господь к вам придет». Те же, кто все-таки продавали свои дома и уезжали без благословения, потом горько сожалели.
Отец Виталий видел, как скорби, смерть, лишения, которые выпали на долю грузин, приблизили этот народ к Богу, укрепили веру и упование на помощь Всевышнего. «А Россия спит», – неоднократно с грустью говорил он, имея в виду наше душевное омертвение в условиях обманчивого внешнего благополучия. Видимо, прозревая будущие испытания России, он редко говорил об этом ибо мало кто может понести такое знание...
Но мир стоит молитвою, и молитва была главным послушанием старца Виталия. Вместе с благодатью священства он приобрел особую благодать молиться за других. В храм он приходил задолго до начала Литургии. Проскомидию совершал с вечера, чтобы успеть вынуть множество частиц за живых и усопших. Отец Виталий говорил, что когда за человека вынимается из просфоры частичка, он исправляется. И советовал всегда подавать записки на проскомидию.
Анна П. (г. Таганрог):
«Мне Батюшка как-то сказал, что, когда он вынимает частички, то видит всех, кого поминает. Он предупредил, чтобы я при его жизни никому об этом не рассказывала. Сам отец Виталий, скрывая от окружающих свои духовные дарования, говорил так: «Вот отец Андроник, когда вынимает частички на проскомидии, то все, кого он поминает, стоят в алтаре, в ожидании получить свою частичку, несмотря на то, что там огонь. Там можно увидеть и другое...».
Однажды сторож храма Святого Александра Невского ночью увидел, что весь храм наполнен людьми. «Как они сюда вошли, – подумал он, – ведь церковь заперта?» А в это время отец Виталий совершал в алтаре проскомидию – это «стояли» те, кого он поминал. Настолько была велика потребность усопших душ в молитве праведника.
Священник Павел Косач (г. Тбилиси):
«Я тогда был диаконом. Отец Виталий на проскомидии вынимал очень много частиц, особенно во время поста – он очень за многих молился. Мне было трудно сразу потребить столько частиц. Тогда он предлагал: «Давай вместе». И всегда радовался этому».
Особо следует сказать о помянниках отца Виталия. Это несколько пухлых записных книжек, куда были вписаны имена сотен людей, которых отец Виталий поминал ежедневно. Список о упокоении начинался с иверских, карталинских, кахетинских, абхазских, имеритинских и других грузинских царей с древнейших времен. Далее поименно поминались Византийские императоры, Русские Великие князья, Русские цари и императоры, первосвятители и патриархи православных церквей. Особо были выделены убиенные в советские годы епископы, архимандриты, игумены, иеросхимонахи, иеромонахи, протоиреи, иереи, иеродиаконы и монашествующие. Если не были известны имена, то записывалось общее количество погибших – «две тысячи человек, потопленных на пароходе» (новоафонских монахов) * Инокиня Лидия Чикина из Гудаут вспоминала, как отец Виталий рассказывал ей и другим, сколько мучеников было потоплено у берегов Черного моря в 20-30-е годы. «Это море святое, – говорил он, – ходите по утрам в нем купаться». Когда ему возразили: «Батюшка, там столько голых на пляже», – он отвечал: «Матушка, что ты говоришь. Это все ангелы Божий, никаких голых там нет»..
Рядом с именами поминаемых Батюшка часто писал название города, откуда они. География его духовничества – это Россия, Украина, Грузия, Эстония, Польша, США...
Когда отец Виталий болел, то вынимал частицы, лежа в постели, – помянники же давал читать своим чадам и строго следил, чтобы каждое имя было четко произнесено.
И как всякое Богоугодное дело вызывает ненависть врага рода человеческого, так и отцу Виталию однажды явился враг и сказал: «Я тебе отомщу за синодик».
Месть последовала, прежде всего, через близких ему людей. Для некоторых из них совсем была закрыта подвижническая сторона его жизни, а та любовь, которую имели к нему прихожане и владыка Зиновий, вызывала лишь зависть...
Схиигумения Серафима:
«Одно время отца Виталия вычеркивали из помянников, в храме не поминали, считали еретиком, хотели даже снять сан, но под запретом он никогда не был. Год я с ним не ездила в храм. Он вставал под образами и со слезами молился: «Божия Матерь, я не еретик». Я его утешала, что Господь все знает и нам поможет. Приезжал к нам и владыка Зиновий, утешая, молился за отца Виталия.
Больно было слышать, в чем его порицают. Говорили, что он имеет молитву, милостив, но блудник, живет с монашками под одной крышей. На это отец Виталий отвечал: «Я живу по послушанию старцев». Я скорбела, а он радовался: «Сколько, сестра, тебе награды, не теряй ее, неси с любовью»».
Священник Павел Косач:
«На него очень много нападок было. Другой на его месте просто с ума бы сошел. Я поражался его терпению, кротости и смирению. Другой бы вспылил, закричал, а он – никогда».
Как-то в доверительной беседе со своим духовным сыном, ставшим впоследствии епископом, отец Виталий сказал:
«А про меня говорят, что я колдун, что мне кланяются как идолу, что у меня есть дети, которых я закопал в землю младенцами, что я крещу мертвых и отпеваю, что я архиерейская лисица и подлиза». Говорил он об этом, улыбаясь, но потом с глубокой грустью добавил: «На моем месте никто из вас не смог бы и часа одного прожить». Такие скорби он нес, терпя поношения и клевету.
Но, подражая Господу, смирившему Себя до заушений, оплеваний и крестной смерти, отец Виталий не обижался на оскорбления, напротив, – он словно бы искал поношения, искал глубины смирения, чтобы быть в един дух с Господом. Когда кто-нибудь начинал жаловаться на своего обидчика, он говорил: «Он не враг тебе, а благодетель, ибо учит смиренномудрию». Сам отец Виталий искренне жалел своих обидчиков; когда Господь наказывал их скорбями и болезнями, он говорил: «Я рад, что на меня наговаривают, только они потом страдают».
В одной беседе отец Виталий как-то сказал: «Будет большое испытание тем, кто порицал других, не зная воли Божией. Они впадут в большое искушение».
Его любовь покрывала и прощала людские пороки и немощи, за что потом даже враги его стали видеть в нем истинного раба Божия и подвижника. А некоторые только после его смерти поняли, на кого они возводили напраслину.
Тбилисский период жизни старца Виталия был полон тяжелейшими скорбями и великими духовными утешениями. Все, что приходилось ему пережить, он принимал как от руки Самого Господа и за все благодарил. Посылая же весточки из Тбилиси своим чадам, он с любовью прибавлял в конце письма: «Святый Тбилиси шлет земной поклон».
Русская Православная Церковь
Николаевский Собор
Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян
