С 1755 года в Петербурге свирепствовали эпидемические сыпные болезни - оспа, корь и лопуха (краснуха, скарлатина, сыпь на теле).
В это время, на четвертом году замужества блаженной Ксении, Андрей Федорович заболел «жаром», «горел».
За час до смерти к больному вернулось сознание. Он потребовал священника, исповедовался, приобщился святых Тайн и, подозвав жену, благословил ее, сказав:
- Служи Господу Богу нашему, славь всеблагое имя Его... Здесь приводится версия, изложенная Н. Животовым (см.: Животов Н. Странники. - СПб., 1891), которая отличается от известной - о внезапной кончине Андрей Федоровича, по народному преданию - даже без церковной приготовления.
Рыдающая Ксения Григорьевна припал к ногам мужа... На другой день Ксению Григорьевну было трудно узнать: за ночь она постарела и поседела...
На похоронах мужа Ксения Григорьевна не казалась уже такой убитой, как в первые дни, хотя все знакомые видели, что с ней что-то произошло и она, как рассказывали Н. Животову, «на себя не походит». Ксения Григорьевна твердо шла за гробом, как-то по-особому резки и порывисты были все ее движения, но лицо сделалось неподвижным, складки залегли на лбу и у рта. Всех, кто пришел проститься с полковником Петровым, удивляла одежда вдовы: Ксения Григорьевна провожала гроб, надев белье, камзол, кафтан, штаны и картуз своего мужа.
«Андрей Федорович не умер, - сказала она окружающим. - Умерла Ксения Григорьевна, а Андрей Федорович здесь, перед вами, он жив и будет еще долго жить, будет жить вечно».
Мужа хоронили на Васильевском острове, на Смоленском кладбище, и Ксения Григорьевна просила молиться за упокой души «рабы Божией Ксении», говоря:
«Бедный Андрей Федорович осиротел, один остался на свете...»
Прасковья Ивановна Антонова, жившая в доме Андрея Федоровича Петрова на правах домоправительницы, пробовала утешить молодую вдову.
«Как же ты жить будешь теперь, матушка?» - спросила Прасковья Ивановна.
«Похоронила свою Ксеньюшку, теперь Андрею Федоровичу ничего не нужно. Дом я подарю тебе, Прасковья, только ты бедных даром жить пускай; вещи сегодня же раздам все, а деньги в церковь снесу, пусть молятся об упокоении души рабы Божией Ксении...»
«И полно, моя милая, - отвечала Прасковья Ивановна, - не дело говоришь... Где сама жить будешь?»
По воспоминаниям, Прасковья Ивановна даже обратилась к начальству покойного Петрова (видимо, к иеромонаху Лаврентию, управлявшему тогда хором), желая спасти имущество вдовы, но Ксения Григорьевна была здорова и никто не вправе был мешать ей распорядиться своим имуществом по собственному усмотрению.
На другой день Ксения Григорьевна передала дом Антоновой, раздарила и раздала имущество. Как вдове придворного певчего, Ксении Григорьевне полагался пенсион, но от пенсиона она отказалась. Отказалась она и от помощи родственников мужа.
Надев кафтан мужа, Ксения Григорьевна покинула дом.
Теперь у нее не было ничего. Она отреклась от всех благ мира, отреклась от званий и богатства и, более того, отрекалась от себя самой. Она оставила свое имя и, приняв имя супруга, прошла под этим именем весь свой жизненный путь.
Она приняла на себя особый подвиг христианского подвижничества - подвиг юродств Христа ради.
Русская Православная Церковь
Николаевский Собор
Авторское право © 2012-2024.
Разработчик: Капитула Ян
