63-72

Пожертвования

Тогда государь отпустил святейшего патриарха восвояси, в Воскресенский монастырь, позволив по его прошению ехать в Иверский и Крестный, и звал его назавтра, когда соберется в дорогу, к себе на царский обед; он же отговорился тем, что рано утром должен выезжать.

Благочестивый царь прислал ему на обед и в напутствие две тысячи рублей серебром и повелел взять из Саввина монастыря по двадцать человек стрельцов и сотников для охранения от всяких злых людей в обители и в путешествии, после чего святейший патриарх отправился из царствующего града Москвы в свое строение, Воскресенский монастырь.

В то время пришел к нему в Воскресенский монастырь из царствующего града Москвы чернец дьякон Феодосии, который ранее жил и служил при Крутицком митрополите Питириме, и говорил святейшему патриарху о своем митрополите много дурного, называя его мучителем и блудником и возвещая многое иное, и просил святейшего патриарха, да повелит ему быть в Воскресенском монастыре; и патриарх благоволил ему быть в братстве. Когда святейший намеревался идти в монастыри своей постройки Иверский и Крестный, чернец Феодосий неотступно просил, чтобы и ему быть с ним в том путешествии. Не ведая его лукавого коварства, святейший патриарх повелел ему идти и пребывать в своей крестовой службе^{Служба при архиерейской церкви} и жить, есть и пить с его келейными старцами. Они довольно побыли в Иверском монастыре и Галилейской пустыни, а оттуда пошли в Крестный монастырь и там прожили без малого год. За это время была построена большая каменная соборная церковь во имя Воздвижения Честного Креста Господня и выкопан большой каменный колодец, а на нем устроена церковь, каменная же, во имя Происхождения Честного Креста Господня, ибо тот колодец был весьма удобный и давал довольно воды на всякие монастырские нужды. Колодец был устроен молитвами и трудами самого святейшего патриарха Никона, а до того в Крестном монастыре была великая скудость воды в зимнее и летнее время, так как прежний колодец был очень мал и неглубок: зимой вода в нем от холода вымерзала, а летом от зноя пересыхала. Печалясь о том, святейший патриарх помолился Господу, да укажет, где ископать колодец, и тотчас, наставляемый Богом, избрал сие место, и колодец получился изрядный. Святейший патриарх также строил много иных сооружений и заботился о церковном строении, сам трудясь с братией и с прочими своими трудниками и с тамошними земледельцами.

Дьякон же тот, Феодосий, о ком говорилось прежде, живя при святейшем патриархе, начал приступать в близость и возводить клеветы, а святейший патриарх, не разумея его коварства, нимало сему не внимал. На том острове для мирских людей была устроена баня, и вот однажды служилые люди увидали, как дьякон, а с ним еще один человек нечто приготовляют в этой бане. Их стали расспрашивать, но дьякон не отвечая пошел к монастырю; тогда его клеврета, схватив, допросили с усердием, и он поведал, что дьякон творил некий чародейный состав, наводящий порчу, о чем и было донесено святейшему патриарху. Святейший патриарх повелел своему приказному дворянину Василью Посконину допросить дьякона и того человека, и дьякон все подробно изложил на письме, как он творил в бане отравное зелье, ибо Крутицкий митрополит Питирим и чудовский архимандрит Павел прислали его из Москвы с повелением извести святейшего патриарха и за то посулили великоновгородскую митрополию. «И я все творил по их воле: сперва давал питье святейшему патриарху в хрустальной стеклянной кружке, - писал дьякон, - а он увидел, что питье в сосуде стало мутно, и вылил, говоря, что уж очень мутно, и велел налить свежего при себе, и так от той отравы избавился; также и келейным давал питье, чтобы были добры ко мне, и они, не рассмотрев и не зная, пили; а ныне я готовил по научению тех вышеназванных людей святейшему патриарху смертельный яд, для чего тайно собирал у него волосы с головы и из бороды и еще взял из постели, и из следов, и из стелек, да мыло, которым он мылился, и собирался готовить состав, чтобы навести на него порчу, а тот человек ничего о сем деле не знал совершенно, а только мне пособлял».

Услышав о том от приказного и увидев написанное дьяконовой рукой, святейший патриарх удивился силе великого Бога и воздал Ему благодарение и хвалу за избавление от такого злоковарного умысла и смертельной отравы, а также припомнил, как ему случилось вылить из хрустальной кружки мутное питье, поднесенное оным дьяконом. Тех двоих, сковав, тотчас по повелению патриарха отправили в Москву к благочестивому царю, а с ними и допросное писание. Получив это писание, благочестивый царь повелел большим боярам, князю Алексею Трубецкому и иным, снова расспросить злоумышленника, но тот ото всего отрекся, сказав, что ничего не знает и в мыслях того не имел. Когда об этом возвестили царю, он повелел вести чернеца в городской суд и допросить в том месте, где с пристрастием допрашивают злодеев. Там Феодосий повинился и поведал то же, что и в Крестном монастыре, и как о том написано, что он творил ядовитое зелье и хотел отравить святейшего патриарха.

Не в скором времени святейший патриарх, устроив все необходимое в Крестном монастыре, возвратился в Воскресенскую обитель. Благоверному царю стало известно, что святейший патриарх с океана-моря пришел в Воскресенский монастырь, и он послал к святейшему своего ближнего человека Иродиона Матвеевича Стрешнева поведать о присланном в Москву дьяконе Феодосие, как он во всем признался согласно с патриаршим писанием из Крестного монастыря и повинился великому государю, а также вопросить: «Как теперь прикажет о нем твое святительство? Смертной ли казнью казнить, чтобы другим впредь неповадно было, или в дальнюю ссылку сослать, или благоволишь отпустить на свободу?» Святейший патриарх Никон, выслушав посланного, бил челом государю за его милость, что он рассмотрел дело окончательно и доведал истину, и сказал: «Да будет о том воля великого государя, а я чист от сего дьякона и его злого коварства, с которым он замыслил отравить меня по наущению недобрых людей; раз уж десница Вышнего меня сохранила, я тому дьякону не истец, а только он явил великому государю злобу на меня Крутицкого митрополита и чудовского архимандрита Павла с их клевретами; а с дьяконом, что великий государь укажет по своей воле, так и поступить», - и с тем отпустил посланного в Москву.

Однажды по зависти диавола патриарший стольник Роман Боборыкин оклеветал святейшего патриарха перед великим государем, говоря, что тот якобы проклинал великого государя на молебне, ни с чем не сообразно читая псалом «Боже, хвалы моея не премолчи», в коем написано «да будет двор его пуст, и жена его вдова и чада его сироты», и иные подобные псалмы. Великий государь разгневался, тотчас созвал всех архиереев Московского государства и свой царский синклит и горестно возвестил им, что, мол, вот как святейший патриарх меня проклинает. Российские и палестинские архиереи и царский синклит посоветовали царю немедленно схватить святейшего патриарха и сослать в дальнюю и жестокую ссылку, и только один или два архиерея сказали благоверному царю, чтобы он изволил прежде допросить об этом деле самого святейшего патриарха, а если тот будет запираться, то кого-либо из его служителей или рабов и потом уже судить. Великий государь так и соизволил и отправил в Воскресенский монастырь Газского митрополита Паисия и Астраханского архиепископа Иосифа от освященного собора и с ними архимандритов и игуменов, а от царского синклита боярина князя Никиту Ивановича Одоевского, окольничего Иродиона Матвеевича Стрешнева, думного дьяка Логофета Алмаза Иванова, полковника Василия Философова и с ними пятьдесят человек стрельцов и множество иных дворян и боярских детей. Придя в монастырь Святого Воскресения и войдя в патриарший кельи, они начали расспрашивать святейшего патриарха, как он служил молебен, как проклинал и какие псалмы читал; он же отвечал им: «Истину говорю, служил молебен и псалмы читал, только лично к великому государю то никак не относится, а какой молебен я тогда служил и с какими псалмами, то и ныне готов при вас повторить; псалмы же те читал, молясь Господу Богу на супостата моего Романа Боборыкина» (по чьему челобитью тогда у Воскресенского монастыря отняли землю и приписали к селу Бобыреву, которое после благочестивый государь царь и великий князь Феодор Алексеевич, всея Великий и Малыя и Белыя Руси самодержец, пожаловал обители). Посланные сказали: «Молебен слушать без царского указа не пойдем, а приказано нам взять на допрос архимандрита с братией и боярских детей со слугами и прислужниками, какие в то время были на молебне». На что святейший патриарх сказал: «Что хотите, то и делайте». Всех по одному выводили и допрашивали, какой молебен служился и что пели, и те отвечали, что святейший патриарх на ектениях молил Бога за великого государя, а какому лицу читал псалмы, того не именовал. Архимандрита и братию, допросив, отпустили, но из монастыря до указа царского величества не разрешили выходить, а мирских людей передали московским стрельцам под стражу. На следующий день святейшему патриарху возвестили, что поспела печь с кирпичами и надо их выносить; он же по прежнему обычаю повелел звонить в колокол и созывать на работу. Присланные узнали от живущих в монастыре, что святейший патриарх хочет идти с братией носить кирпичи, и послали сказать ему, чтобы до указа великого государя он никуда из монастыря не выходил. Вокруг обители поставили московских стрельцов, велев никого из посторонних не впускать, а патриарха с братией не выпускать; и так Воскресенский монастырь пробыл под стражей с месяц времени. Архиерей и боярин с прочими вскоре ушли в Москву, а полковник со стрельцами остались.

В то время святейший патриарх Никон воссылал к Богу сугубые молитвы, ибо когда он ушел из Москвы и пришел в Воскресенский монастырь, то имел обычай каждый день после литургии петь молебен Пресвятой Богородице греческим речением и напевом, а находясь под стражей, прибавил к тому стихиры Пресвятой Богородице по-славянски, киевского напева «Всем предстательствующи, Благая» и пел их, всегда молясь со слезами. Через месяц от великого государя полковнику Василию Философову пришло повеление идти со стрельцами в Москву, а с монастыря снять стражу и освободить колодников. На том Божией благодатию и закончилась распря.

Святейший патриарх трудился на благо Божией Церкви; в Воскресенской же обители по повелению великого государя пребывали оберегатели патриаршего здравия: один сотник и двадцать стрельцов из звенигородского Саввина монастыря.

После того случая еще много было смущений и оклеветаний святейшего патриарха перед великим государем, ибо в то время у святейшего патриарха в Воскресенском монастыре жило много иноземцев в монашеском и белецком чине: греки, поляки, украинцы, белорусы, новокрещеные немцы и евреи, и много народу приезжало из разных стран и земель, желая видеть патриарха и его великое строение; он же всех с радостью принимал.