Глава 6-я. Ревность святителя Николая об утверждении православия...

Пожертвования

Глава 6-я. Ревность святителя Николая об утверждении православия и искоренении ересей. Разрушение капища в честь языческой богини Афродиты. Ревность св. Николая по искоренению ереси Ария и его участие в первом Вселенской соборе. Святитель Николай чудесно спасает жителей города Миры от голода.

Радуйся, твердое православия укрепление.

Радуйся, лопата, развевающая ариева плевельная учения.

Радуйся, святое очистилище нравов.

Святитель Николай в сане архиепископа Мирликийской церкви прославился особенною ревностью по утверждению православной веры и искоренению язычества и ересей, вследствие чего Церковь по достоинству называет его «великим благочестия столпом», «твердым православия укреплением», «мечем, плевелы прелести посекающим».

Спустя четыре столетия по кончине святителя Николая, св. Андрей Критский, совершая память богоносного отца в Мирликийском храме, вот какими словами говорит о его пастырской ревности, о славе Божией и о спасении ближних: «Как же назовем тебя? Земледельцем? – Так! Это имя, взятое в духовном значении, прилично тебе. Ибо ты, истребив во всей области Ликийской плевелы неверия, удобрил умные пажити, посеял на них живое слово благочестия и собрал в души, как в некие житницы, духовную жатву. Назовем ли тебя архитектором? – Не погрешим, ибо орудием слова своего ты разрушил идольские жертвенники – эти гнездилища демонов, воздвиг церкви Христу, устроил святые храмы в честь мучеников и, как трудолюбивый земледелец, соделал плодоносным виноград сей, а зодчеством духа, как мудрый архитектор Церкви, утвердил оную на основании истинной веры. Назовем тебя воином? – Название будет справедливо: ибо, сражаясь с невидимыми силами, ты, как некий военачальник, приял всеоружие духовное: препоясал чресла твои истиною, облекся в броню праведника и обул ноги твои в твердость евангельского мира (Ефес. VI, 14, 15). Отражая шлемом спасения нападения страстей, ты остался твердым и неподвижным, подобно камню. Защищаясь щитом веры и непоколебимой надежды от стрел вражеских, ты поражал противников своими ударами и, разрушая все их коварства, мужественно ограждал от них паству свою...»

Святитель Николай прежде всего не мог смотреть равнодушно на то, как многие жители Ликийской области погибали в нечестивом служении идолам. В Ликии тогда еще оставались языческие капища, привлекавшие многочисленных поклонников. Особенным почитанием пользовалась богиня Афродита, бесстыдное поклонение которой было повсеместно в Малой Азии. Богатый храм ее красовался в самых Мирах; служившие при храме жрицы отличались развратом, которому предавались открыто и на который соблазняли приходивших на поклонение богине язычников. Конечно, с самого начала своего архипасторства святитель Николай возмущался этим непотребным местом, много препятствовавшим успешному распространению христианства, и старался уничтожить его. Но во время гонения Диоклетиана и следовавших за ним языческих императоров, которые старались восстановить язычество и подавить христианство, конечно, не могло быть и речи об уничтожении богопротивного капища. Удобное для этого время наступило только с воцарением Константина, который в своем «Поучении об идолопоклонническом заблуждении», разосланном к правителям Восточной Церкви, признавал языческие капища заблуждением и тем косвенно давал разрешение на разрушение их.

И вот святитель Николай, пользуясь благочестивым позволением императора, разрушил все языческие капища в своей стране, в том числе и храм Афродиты, самое основание его разметав по ветру. Разрушение капищ вразумляло язычников и привлекало их в лоно истинной Христовой Церкви. «Прежние суеверные люди, - пишет церковный историк Евсевий, - увидев собственными глазами обличение своего заблуждения и на самом деле узрев пустоту бывших повсюду храмов и идолов, обращались к спасительному учению».

Но враг рода человеческого с разрушением многочисленных языческих капищ в царствование Константина Великого лишившись господства над суеверной языческой массой, не прекратил злокозненных нападений на Церковь Христову. Он посеял в ней плевелы ересей, которые скоро возросли и стали поселять в ней несогласие и раздоры. Многие из современников святителя Николая, предавшись умствованиям, сделались виновниками ересей, долгое время раздиравших Церковь Христову.

«Но эти шатания ума превратного, - говорит высокопреосвященный Иннокентий, - были совершенно чужды богопросвещенному пастырю Мирликийской церкви. Будучи преемником мужей Апостольских по званию пастыря душ, он был вместе и преемником их простоты по вере. Подобно им, он поставлял совершенство христианского благочестия не в том, чтобы углубляться в непостижимое, но чтобы вернее исполнять познанное; подобно им ценил веру не по словам, а по делам. Мыслить так, как мыслят все истинно верующие, учить так, как учили отцы предшествующих веков – вот тот царский путь, коим св. Николай шел сам и вел свою паству».

И в самом обхождении с еретиками и их вразумлении великий архипастырь поступал с кротостью и великодушием, свойственными истинному пастырю стада Христова. Первым и самым действительным средством для их обращения он считал меч духовный, т.е. слово Божие. Св. Андрей Критский приводит следующий пример такого вразумления св. Николаем одного из еретиков.

«Некогда ты, - обращается он к святителю Николаю, - как повествуют, осматривая лозы винограда Христова и встретившись с мужем блаженной памяти Феогнием (он был тогда Маркионитским епископом), словами Писания обличал его в заблуждении до тех пор, пока не обратил от лжи к истине. Но поелику в нем таилось раздражение, происшедшее от сего обличения, ты, заметив это, возвышенным голосом произнес к нему сие апостольское увещание: да не зайдет солнце в гневе нашем (Ефес. IV, 26). Брат мой! помиримся».

«Мечем глагола Божия, - говорит св. Андрей Критский о святителе Николае, - ты посек до конца ересь разделении Ариева и соединения Савеллиева. Равно и всех тех, которые дерзали разделять Единого от Единой и Святой Троицы Христа, истинного Бога, приявшего плоть для нашего спасения, неправильно понимая таинство воплощения, или осмеливались не признавать в лице единого Христа и Бога соединение двух естеств без смешения оных, или допускали в них разделение, - всех сих не правых умствователей, уклонявшихся либо на ту, либо на другую сторону, ты, как Финеес, поразил одним ударом меча, умилостивляя всемерно Бога всяческих».

Особенно сильно в начале IV века Церковь пострадала от ереси Ария, который отвергал Божество Сына Божия и не признавал Его единосущным Богу Отцу. Ни мудрые меры равноапостольного Константина, ни отеческие попечения пастырей Церкви не могли подавить этого богопротивного учения. Оно разливалось широкой волной по всему христианскому миру. К принятию его склонялся даже сам Евсевий, деятельности которого мы обязаны историей первых веков христианства.

Желая водворить в стаде Христовом мир, потрясенный ересью Ариева учения, равноапостольный император, по совету Александра, епископа Александрийского, разослал окружные послания ко всем епископам своей всемирной епархии, приглашая их на первый Вселенский собор.

Этот собор состоялся в 325-м году по Рождестве Христовом в Никее, главном городе Вифинии. Здесь, под председательством самого императора, собрались 318 епископов, между которыми первые места занимали Осия Кордубский, Евстафий Антиохийский и Макарий Иерусалимский. На этом соборе, продолжавшемся около двух месяцев, введен во всеобщее церковное употребление Символ веры, впоследствии дополненный и законченный на втором вселенском соборе, бывшем в Константинополе в 381-м году по Рождестве Христове. Подвергнут был осуждению Мелетий, который присвоил себе права епископа, будучи сам нарушителем церковных правил. Наконец, на этом же соборе отвергнуто и торжественно предано анафеме учение Ария и его последователей. В опровержении богопротивного Ариева учения наиболее подвизались святой Афанасий Александрийский, бывший тогда еще диаконом и за ревностное противоборство еретикам страдавший от них целую жизнь свою, и святитель Николай.

По словам высокопреосвященного Иннкентия, «святитель Николай, несмотря на все злоухищрения еретиков, пребыл тверд, как та вера, которую он исповедовал. Прочие святители защищали православие с помощью своего просвещения; Николай защищал веру самой верой – тем, что все христиане, начиная от Апостолов, постоянно веровали в Божество Иисуса Христа. Святость его жизни, всем известная, чистота намерений, признаваемая даже его врагами, дар чудес, свидетельствовавший о непосредственном общении с Духом Божиим сделали то, что святитель Николай был украшением Никейского собора и заслужил, чтобы Церковь нарекла его «правилом веры».

Сохранилось предание (по Димитрию Ростовскому об этом передает Иоанн, монах Студийский), что в одно из соборных заседаний святитель Николай, не стерпев богохульства Ария, в присутствии всех ударил этого еретика по щеке. Отцы собора сочли такой поступок излишеством ревности, лишили святого Николая преимущества его святительского сана – омофора, и самого заключили в башню. Но вскоре, убежденные в правоте такого поступка великого Угодника Божия видением, в котором пред очами некоторых из них Господь наш Иисус Христос подал ему Евангелие, а Пречистая Богородица возложила на рамена его омофор, они освободили его из заключения, возвратили ему прежний сан и почтили его, как великого Угодника Божия.

Местное предание Никейской церкви «даже до сего дня» не только сохраняет верно память о св. Николае, но и резко выделяет его из лика 318 отцов, которых всех считает своими покровителями. Известный путешественник по святым местам А.Н.Муравьев, при описании достопримечательностей Никеи в следующих словах рассказывает о вышеприведенном предании, сохраняемом, по его словам, даже «самими турками, имеющими глубокое уважение к Святителю».

«Было уже за полночь, когда я выехал из Никии чрез третьи великолепные врата, носящие название «Цареградских», потому что ими выезжали императоры из своей столицы; еще есть на них триумфальная надпись, над коей теперь посмеялись люди и время: «здесь конечный трофей над полчищем бесстыдных сарацын, здесь христолюбивые императоры наши, Лев и Константин, обновили город, возобновив сию башню ценою кентария золота и семилетних трудов». Но другое священное предание сохранилось о сих вратах; сами турки его повторяют. Сторож, присланный мне для почести от аяна или градоначальника, показал нам в одной из громадных бойниц, с правой стороны торжественных ворот, так называемую темницу святого Николая чудотворца; здесь, по местному преданию, он был заключен за то, что поразил на соборе Ария, защищая догматы веры, и содержался в узах, доколе не был оправдан свыше по небесному суду, который ознаменовался явлением Евангелия и омофора, как это пишется на его иконах. Глубокое уважение к Святителю, можно по истине сказать – вселенскому, обнаруживается даже и в магометанах: как объяснить это счастливое влияние, которое сей Угодник Божий преимущественно пред всеми имеет на все племена и языки?».

Рассказ об этом предании, в связи с некоторыми другими интересными историческими указаниями относительно города Никеи, мы находим и у другого позднейшего, не назвавшего себя, путешественника, побывавшего в Никее весною 1872-го года.

«Мы направились по пустырю к северным воротам Никеи, называемым Константинопольскими. Они состоят из трех рядов ворот: внутренних, средних и внешних... Средние ворота – Византийской постройки, они замечательны своей красотой. Их можно бы счесть образцом Византийского искусства в этом роде. Они сложены из серого правильно тесанного камня и состоят из пролета, сведенного дугою, высокого и глубокого, и двух углублений по сторонам с обоих лиц их. В нишах еще можно различить следы некогда бывших изображений. Так, в одной видны слабые очертания св. Николая с малыми изображениями Спасителя и Богоматери по сторонам головы Угодника, как это пишется у нас, и как редко встречается в греческой иконописи... Из трех этих ворот, собственно, только средние входят в линию городской стены. В первой к востоку от них башне указывают место заключения св. Николая. Нижние части ее засыпаны землею. В верхних нет ничего, что бы напоминало темницу. Предание однако живо. Подтверждением ему служит и упомянутое выше изображение Святителя, находящееся со стороны этой башни».

По возвращении с собора, святитель Николай продолжал свою благотворную пастырскую деятельность по устройству Церкви Христовой: утверждал в вере христиан, обращал к истинной вере язычников и вразумлял еретиков, «спасая от гибели сонмы их, не колеблясь от нападений еретических и отгоняя от словесного стада Христова этих хищных волков» (св. Андрей Критский).

По словам св. Димитрия Ростовского: «Как мудрый земледелец, провевая на гумне своем хлеб, жито собирает в одно место, а плевелы откидывает в другое, так и благоразумный делатель гумна Христова – святой Николай – наполнил духовную житницу добрыми делами», тщательно отделив пшеницу Господню от плевелов еретического учения и далеко отбросив с своего гумна последние, почему Церковь справедливо называет его «лопатой, развевающей Ариева плевельная учения».

С такой заботливостью относясь к духовным нуждам своей паствы, святитель Николай не пренебрегал удовлетворением и телесных ее нужд. Вот один из случаев подобной заботы. В Ликийской стране открылся сильный голод. В Мирах оскудели съестные припасы, и многие из горожан терпели крайнюю нужду в них. Если бы такое положение дел продлилось долго, то произошло бы большое народное бедствие. Но благовременно поданная святителем Николаем чудесная помощь не довела город и страну до этого несчастья.

Произошло это следующим образом. Один торговец, нагрузив хлебом свой корабль в Италии, пред отплытием увидел во сне чудотворца Николая, который приказал ему отвезти хлеб для продажи в Ликию и вручил ему в виде задатка три золотые монеты. Немедленно проснувшись, купец, к изумлению своему, действительно увидел в своей руке врученные во сне монеты. После этого он счел своим долгом исполнить волю Святого мужа, явившегося ему во сне, и отплыл в Миры, где распродал свой хлеб в то же время рассказав о своем чудном видении. Граждане Мир, узнав в явившемся купцу муже своего архипастыря, святителя Николая, вознесли самую горячую благодарность Господу и Его святому Угоднику, так чудно напитавшему их во время голода.